Приведенный выше анекдот свидетельствует о том, что вопрос, поставленный нашим уважаемым преподавателем, не является для меня некой “террой инкогнито”, нераспаханной целиной осознания мира. “ Белая ворона”, “не такой, как все”,- сколько раз в своенм одиночестве, неуютно ворочаясь под этой маской исключения и покрываясь инеем отчуждения и непонимания, я рассуждал о навязанной мне роли!? Сколько было стычек, по-настоящему жарких споров! Вполне закономерно, что человеку, обладающему столь “нелицеприятной” кличкой, в силу создавшегося положения приходится беседовать на подобные темы с сослуживцами и жизненными попутчиками довольно часто.

Как-то раз, во время одной из подобных “бесед”, разговор зашел впрямую об интеллегенции. “ А кто, по-твоему, интеллегент?”- спросил я одного бравого морпеха. Мы лежали на соседних койках в гарнизоном госпитале, каждый со своим, и времени для подобных разговоров было предостаточно. “Ну, это тот,- сказал он, почти не раздумывая,- кто обевается клево”… “Са ва, са ва”…

Я думал, я сравнивал, я спрашивал себя и окружающих, и теперь – посыпаю голову пеплом – сказать по совести, в своих рассуждениях я продвинулся весьма незначительно. Я надеюсь, что сегодняшняя работа поможет мне, разбив их на абзацы и параграфы, как-то систематизировать мои мысли.

“Интеллигент” с латыни – “знающий”, и я осмелюсь отнести вопросы взаимотношений человека “знающего”, думающего с внешней средой сосуществования, конфликта между индивидумом и социумом, личностью и толпой к основным, вечным вопросам, которые, будучи поставленными, сами по себе как бы являются самодостаточными ответами. Однозначное их решение невозможно, да и врядли необходимо – важен процесс.

Споря, доказывая, я каждый раз терпел фактическое поражение, и, с трудом выкарабкавшись из-под гигантской кучи пряжи поднятых вопросов, обломков туманных, зачастую взаимоисключающих теорицй и концепций, вынужден был отползать на занятые ранее позиции. Заклеивая раны антиинфекционным пластырем, я сгружал скудныек трофеи, подсчитыал боезапасы, смазвал оружие, а прежний, простой, как дверная ручка, вопрос вновь дразнил меня с отдаленного холма, зловеще кривя пухлые губы в мерзкой ухмылке: “Ну че, интилихент, мля, че скажешь? Выбрасывай, давай, свой белый платок, ты, особенный!”,- кричит он, шипея татуированные пальцы и смачно сплевыая скрозь широкую щель прокуренных зубов. Но све-таки, говоря словами ростановского Сирано, “я бьюсь, я бьюсь, я бьюсь!”, и я знаю, что, в какое положение ни поставила бы меня судьба, я не прекращу борьбу с хамством, пошлостью, невежеством, ложью.

У Честертона есть такая мысль: “Неграмотные люди любили искуссную резьбу и ритмически рифмованные песни; люди ученые любят голые стены и белый стих”. Не следует в даном случае путать понятия интеллекта, некоторой информационной нсыщенности через себя окружающий мир, одновремено оставаясь в нем. Интеллигент – тот человек, который способен с одинаковым уважением и пристрастием относиться и к ртму там-тама, и к григорианскому песнопению, и к пиршеству красок, и к помтмодернистским минималистическим инсталяциям, к цветению лотоса или кактуса, однозначно принмая и то, и другое, и третье. Многие смотрят, но не многие видят, и интеллигент всегда один из этих немногих. “Аристократ духа”, он, прежде всего знает, он никогда и ни при каких обстоятелствах не станет делать некоторые вещи, идущие вразрез с его убеждениями, предталениями об этом мире, идеалами и верой, хотя речь здесь идет совсем не о десяти заповедях Господа или 108 пороках человеческих, перечисленных Буддой.

Я, к сожалению не могу похвастаться буквальностью, абсолютной точностью воспроизведения известного четверостишия Маршака, но мне показалось, что основную мысль его я уловил – я попытался восстановить его в своей памяти и, как мог, переписал на бумагу, когда готовился к этой работе. Звучит оно примерно таким образом:

Как вежлив и тактичен ты в тепле,

Между друзей иль в керосинной лавке, -

Таким остаться сможешь ты

Среди крушенья, в корабельной давке?