потому как на месте оные и пожрал, окаянный

…резко вывернув, неожиданно появилась рыба. Крупная, губастая, она неподвижно висела в пространстве и таращила на меня свои мертвые, выпученные глаза. Раздался жестяной грохот, стекло треснуло,– манерно колыхая хвостом, сквозь образовавшуюся в аквариуме дыру на меня надвигалось склизкое холодное тело. Сделалось заметно светлее, шум приобрел объем и несколько усилился. Проникший сквозь занавески луч солнца падал на постель – полдень. Внизу, на складе алкогольных напитков, соревновались в изысканности матов бравые грузчики; непрерывно спуская и поднимая коробы с “живительной влагой” мазохистски надсажено визжали своими роликами подъемник и эскалатор. Я вылез из кровати и, не спеша раскуривая свои Житан, принялся придумывать - “а зачем, собственно?”. На дворе стоял август, в душе давно и полноправно царила осень. Планируемое собеседование по поводу работы я благополучно проспал, до учебы оставалась еще пара дней - прежние заморочки вполне разрешены, стремление поскорее влезть в новые отсутствовало напрочь. Сладосное ничегонеделание - долсе фаньенте – именно то занятие, которому мне предстояло, судя по всему отдаться, причем без малейшего к тому сожалению. Новая, уже восьмая по счету книга Кастанеды, одолженная мною на днях, дюжина любимых кассет, пачка сигарет, пара бутылок хорошего пива – все это просто обязано было скрасить эти часы, и, максимально насытив их, приблизить очередную вечернюю “гянджа-пати”.

Кто-то приблизился к двери. Дождавшись первого несмелого удара, я сказал: “Войдите”. Вскоре передо мной на своих гибких суставах заколосился Майк. Опуская традиционные вводные вопросы, суть произошедшей между нами беседы можно свести к краткому сообщению: в общежитии вновь объявился Витуган, грибник-ветеран, знающий все тонкости и нюансы нелегкого этого дела, любезно согласившийся сопровождать нас. Тема экспедиции на грибное поле никогда нами специально не обсуждалась, но теперь, когда все мы, в силу сложившихся обстоятельств, были более-менее свободны, было бы по крайней мере неумно не воспользоваться услугами опытного проводника и не отведать тех самых экзотических поганок, о чудесных свойствах которых только и было разговоров вокруг нас, тем более что затраты к этому потребовались бы минимальные. Преображение своего скудного мира в нечто совершенно на него не похожее с помощью псилоцибина, вещества, действие которого, по рассказам очевидцев во многом схожее с действием уже легендарного мескалина,- вот что было в первую голову привлекательным в описаниях отведавших сего чудного плода земли, воспетого, кроме прочего, в русских народных сказках. Причем надо заметить, что особо привлекателен и любопытен был окружавший весь этот псилоцибиновый культ флер таинственности, культ некой трансцендентной общности всех его членов. Стремление на мгновение войти в эту сферу и взглянуть на мир изнутри ее - это желание всегда присутствовало во мне и, после недолгих раздумий, я охотно подписался на это предприятие. И стало так.

Билеты приобретены, до электрички оставалось что-то около 10 минут. Наша компания из пяти человек, четырем из которых лишь предстояло таинство посвящения Псилоцибиновому Ордену, активно выпуская клубы дыма и, как бы невзначай изучая друг друга и окружавших нас со всех сторон дачников, неуверенно топталась у расписания движения поездов. Предложение, поступившее от Сержа и заключавшееся в совместном раскуривании припасенного где-то в его поистине бездонных закромах косячка было встречено единодушным одобрением - как я понял, то странное неуютное ощущение, будто все окружающие люди знают о наших планах, сохраняя при этом совершенно невозмутимый вид, присутствовало не только у меня одного…

Воскурив “трубку мира” мы заметно взбодрились и, почувствовав себя заправскими индейцами, не торопясь, без лишней спешки и суматохи погрузились в пригородную электричку.

Путь нам предстоял не особенно долгий – что-то около 25 минут. Некоторое время мои спутники сохраняли молчание, но когда наш вагон на половину опустел и мы смогли, сплотившись тесной кучкой, мило поболтать в своем уголке, общее напряжение заметно упало.

Непрерывно стебаясь и перебивая друг дружку мы говорили обо всем, имеющем какое-либо, порой довольно смутное отношение к столь живо интересующей нас теме. Помянув добрым словом знатного грибоведа, г-на Курехина, выслушали чрезвычайно занимательную историю вчерашнего посещения Николаем “совершенно сумасшедшей”, по его словам, вечерины в Там-Таме, затем перескочили на мескалиновые опыты Олдоса Хаксли, а после единогласно забоялись от сообщения Кэша – он заявил, что появилась специальная статья в УК относительно грибков и иже с ними. Бояться вскоре перестали, - Майк рассказал довольно бородатенькую хохму, и все принялись хихикать и поддергивать плечами. Все это довольно скоро меня утомило и я отсел на соседнюю скамейку, где, достав из рюкзака заветный томик, вновь погрузился в мир дона Хуана, Карлоса и пейотля, в многочисленности произростающего на склонах Южной Американщины.

Достигнув населенного пункта К. , мы незамедлительно приступили к раздислокации. Всегда вежливый и тактичный Витуган не переставал удивлять меня своей учтивостью, и я бы даже сказал, подчеркнутой предупредительностью. Мы двигались вдоль узкой тенистой сельской улочки. Внезапно материализовавшаяся из ничего старушка многозначительноь улыбаясь попросила сигаретку. "“Если не жалко"”,- добавила она. Мы уже почти проскочили мимо, но Витуган вернулся и протянул ей пачку. Двигаясь лесом и глазея по сторонам я все больше убеждался в том, что что слова нашего проводника о повсеместной крезанутости здешних жителей не были лишенной оснований шуткой. Достигнув почти сказочного распутья, мы повстречали не менее сказочного старичка, выгонявшего со своего двора небольшое стадо баранов с подозрительно насмешливыми глазами.

• Не туда пошли, ребята! Вам налево, - сказал старичок и заговорщицки подмигнул. Честное слово, если бы теперь на нашем пути появилось какое-нибудь Лихо Одноглазое, я бы совсем не удивился…

Отводившая от дороги тропинка заставила нас нырнуть в кусты, - изрядно пообтертые и густо засеянные коробками и полиэтиленовыми пакетами всевозможных расцветок и конфигураций. Миновав небольшой перелесочек и форсировав пару мутных канавок, мы вышли в поле. Первое, что тут же бросилось нам в глаза, было множество темных подвижных точек, разбросанных по всей освещенной ярким солнцем плоскости. Добрых полторы дюжины “охотников и собирателей” копошилось среди скошенных гряд совхозного поля. Пораженный увиденным, я некоторое время стоял в немом восторге от этого пейзажа кисти Ван Гога… Ощущение было такое, будто все взрослое население ближайшей деревеньки вышло на прополку одного гигантского огорода.

Вскоре я обратил внимание на происходившее в непосредственной близости от меня - мои попутчики уже приступили к обряду. Подойдя к Витугану, я увидел, что его ладонь наполняется, причем довольно быстро, сероватыми, местами с болезненной голубинкой, хрупкими грибочками на тончайшей высокой ножке. Взглянув на них в первый раз, я до конца осознал настоящее значение не ясных для меня слов нашего проводника: в ответ на мой вопрос на пути к полю о внешних отличительных признаках предполагаемых “растений силы” он ответил, что увидев их однажды, я уже никогда не спутаю их ни с какими прочими грибами-поганками, примененние которых неминуемо грозило бы отравлением и нгеобладавшим, вдобавок, должным прцентом необходимого нам псилоцибина. Словом, выглядели они в точности и именно так, как это изображается на партах, стенах, зеркалах и прочих общественных местах.

Уяснив задачу, я незамедлительно впрягся в дело. Урожай собирался в пустую пачку из–под яблочного сока, распитого нами пару минут назад. В сборе мне помогал одолженный у Сергея приемник с наушниками- настроив его на частоты любимейшей “Катюши”, и не спеша перебирая руками траву, я испытывал реальное удовольствие, какое переживает грибник, либо рыболов, потихоньку таскающий из мутной водицы городского канала свою необязательную вонькую рыбную мелочь.

Не спеша передвигаясь меж еле заметных сквозь свежескошенную траву рядов, огибая влажные участки, каждый из нас двигался вдоль поля, скрупулезно прочесывая каждый клочек земли и благодарностью принимая каждое обнаруженное псило-семейство. Сохраняя прежнее невозмутимое молчание, в наше окружение непрерывно претерпевало мутирование,- чсать, собрав необходимое количество, отбывала в неизвестном направлении с заметно посветлевшими лицами, но их места тут же занимались новоприбывшими – сосредоточенными молодыми людьми, изредка бросающие вокруг строгие взгляды. Контингент, надо заметить, подбирался самый разношерстный – были здесь и чумазые 17-тилетние панки, и стройные зрелые юноши в нарядах фольклерных расцветок, и даже дамы. Взглянув на одну из них, я был просто ошарашен – создавалось ощущение, что на поле она прибыла прямо из ресторана – на ней было изящное вечернее платье и туфли на довольно высоком каблуке. Витуган приблизился к небольшому кружку усевшихся неподалеку людей и разместился среди них. “Уже закидываются,”- донесся до меня комментарий Кэша. Тянуть ожидание дальше было бессмысленно – количества, собранного каждым, было вполне достаточно для единовременного принятия, последовавшего незамедлительно.

Робко пережевывая свой первый грибок, я преодолел порог брезгливости ( все-таки поганки, как –никак…) и вскоре уже совершенно спокойно забрасывал в свое нутро пучки грибков по 5-6 штук в каждом. Чутко прислушиваясь к происходящему внутри нас, после небольшого привала, мы продолжили сбор. В последующие 10 минут не произошло ровным счетом ничего необычного. В моей голове не переставал биться один вопрос, заданный мне одним из членов саммита – круга старейшин – к которому мы приблизились на несколько минут. “Вот ты, зачем тебе поганки?”- обратился ко мне в категорической форме кавказкого вида мухомор средних лет. Смущенный, я растерялся, и пробормотав что-то невразумительное, поспешил поскорее удалиться от этого кружка закинутых. “А и в самом деле, зачем мне поганки?”,- думал я, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к голосам товарищей.

“Самочувствие экипажа?”- донеслось до меня. “Нормальное”,- ответил я по инерции и тут же заметил, насколько необычно звучит мой голос. “Ничего особенного не ощущаю,- заявил я, в большей степени успокаивая самого себя. Каждая фраза встречалась фонтаном хохота моих друзей. Я огляделся вокруг : кружок старейшин и посчитавший свою миссию выполненной проводник снялись с “места силы” и, осторожно переставляя ноги, двигались друг за другом по самой кромке поля в сторону села. Солнечный свет, воздух, пространство, окружавшие меня как будто загустели, приобрели вязкость во всех своих качествах соответственно, причем плотность, наполненность времени и пространства некой Идеей росла с каждым вздохом. “Странно… как странно,”- крутилось в моей голове, ударяясь об синапсы и дендриты, и не находя и малейшей зазубрины, за которую можно было бы зацепиться. Мелькнуло: “Дарованная благодать”. Закрепил, повертел,- принимается с благодарностью, хотя и не обязательное для спасения. Католичество. Цепочка прервалась. Неожиданно сработало “странно”,- в сознании визуализировался некий образ, разом снявший затруднение: в настоящем состоянии благоговейно созерцающего окружающий мир молодого грибка, впервые раскрывшего свою нежнейшую шляпку, для меня было совершенно не ясно как, каким образом, в каком ином свете можно было бы видеть все это, чувствовать это, жить в нем? Ведь совершенно ясно, что лишь нынешний, растительный, радостно принимающий и впитывающий все окружающее, взгляд единственно верный. Каждый мой шаг, каждое мое движение, малейшее дуновение ветерка, каждая секунда, любой звук, шорох, доносящийся издалека, - с каждым мгновением все это наполнялось все большим смыслом, значением, скрытой идеей, известной лишь мне и Ему. “Э-э, батенька, да вас, голубчик вы мой, во всю прет- распирает…,- благодушно заглядывая в мои глаза заметил склонившийся Коля. “ На себя посмотри,- хохотнул я и принялся, как мне показалось, лучезарно улыбаться миру.

Казалось, миновала махаманвантара, прежде чем наш жизнерадостный коллектив, непрерывно стебаясь и переодически затормаживая в молчаливом почтении у каждого лесного мухомора- красавца, таки выбрался на асфальтированную сельскую дорогу. Рядом, на небольшой лужайке, паслись бараны, возглавляемые двумя совершенно идентичными старушками. Лица они (старушки, если это вообще были старушки) старательно прятали, сосредоточенно уйдя каждая в свое дело, но их рост, одежда, манера поведения были совершенно зеркально одинаковы. Невдалеке, на своем персональном мини-тракторе, выразительно посматривая на нас, выписывал замысловатые пируэты давишний заповедный дедок.

Если не брать в расчет негромкого тарахтения мотора его чудесного агрегата, в селе стояла совершеннейшая тишина. “Смотри,”- призвал меня Серж и указал на один из стоявших вдоль нашего паути домов, точнее – на его ворота : совсем еще не старые, из крепчайших обожженых березовых брусьев и распмсанные замысловатейшими кислотными узорами, со всей тщательностью выпиленные лобзиком. Очертания самого дома напоминали несколько модернизированную Избушку на Курьих Ножках. "“Здесь торгуют,”- в пол голоса проговорил Кэш. “Собирать не надо,- приезжаешь, отстегиваешь, закидываешься. Крглогодично. Но очень дорого”

Осмотр достопримечательностей на этом закончен не был - стоило нам продвинуться еще на несколько шагов, как внимание наше вновь было привлечено колоссальнейшим в своем роде зрелищем : боьшущий, бревенчатый, двухэтажный дом мрачной, суровой наружности. Столетний, прижатый к земле тяжким грузо пережитого, он, подобно старому колдуну взирал на мир черными глазницами своих пустых окон и , казалось, излучал какую-то тайнственную, злую силу. Для меня было совершенно непонятно, каким образом нам удалось по пути на поле проскочить мимо этих двух сказочных гигантов, даже не заметив их…

Раздался шум отходящей электрички и вскоре мы столкнулись с первыми новоприбывшими,- по дороге навстречу нам плечом к плечу приближались двое 18-тилетних парней в замызганных “милетари”, высоких ботинках и в натянутые на самые глаза бейсболках., под которыми безошибочно угадывались короткие эсидные стрижки. Согнать с лица улыбку, при всем моем старании , мне никак не удавалось, поэтому я счел нужным сопроводить свой блаженный оскадл фразой: “ Припозднились вы, отцы,- все уже собрано…до дождей”. Ответом мне осталось их суровое молчание да пара почти по детски растерянных взглядов, брошенных одним их них мне в догонку.

Бежать на электричку, как меня ни умоляли мои попутчики, я был просто не св состоянии- какой может быть бег, суета, когда каждый шаг, каждый вздох- событие, равное по значимости с Аустерлицким сражением. Сат Чит Ананда полностью и безраздельно владело мной, наполняя каждую мою чакру сознанием закономерности, однозначной “естьностью” происходящего. Ничто не могло “понравиться” или “не понравиться” - и то и другое принималось равнопрозрачно.

Прибывал очередной состав, – народ заметно оживился и принялся активно кучковаться в давно намеченных точках платформы. Бросив прощальный взгляд на сияющий голубизной поистине кастанедовский окрестный пейзаж, мы впихнулись в тесный, забитый дачниками и грибниками тамбур вагона.